Духовный отец

Некоторые из близко знавших Святейшего понимают, что он прежде всего был великий молитвенник. И пастырь. Однако эта сторона его жизни известна сегодня меньше всего; большинство обсуждают Патриарха как человека высокого звания, руководителя и администратора, но только немногие говорят о его главном служении. А он, когда приезжал в храмы, в монастыри, на свой любимый Валаам, — приезжал не столько надзирать, сколько молиться.
На заупокойной Литургии перед отпеванием Патриарха об этом говорил в своей проповеди известный московский священник протоиерей Димитрий Смирнов:
— Святейший был не только мудрым епископом, он был еще и любящим пастырем, настоящим отцом. Множество людей регулярно приходили к нему на службы, причащались у него, а он знал их по именам, поддерживал их и беспокоился, если кто-то из них долго не появлялся на службе. Между ним и собеседником никогда не вырастала стена отчуждения…
Несмотря на множество обязанностей и плохое здоровье, Святейший постоянно совершал богослужения. Как настоящий священник, он чувствовал, что это жизненно необходимо для него, и проводил в год до трехсот служб. Те, кому посчастливилось молиться на Патриарших службах, надолго — если не навсегда — запомнят его строгую молитвенную сосредоточенность и вместе с тем небычайное духовное тепло, мягкими волнами струившееся из алтаря.
— На Литургии со Святейшим всегда было очень хорошо и радостно, — вспоминаетпротоиерей Аркадий Шатов. — Это трудно описать словами, это можно только почувствовать. Он всегда вслух читал евхаристические молитвы, и священники, стоявшие рядом, могли не открывать служебник, а просто присоединяться к тем словам, которые говорил Святейший. Он всегда служил очень неспешно и благоговейно и, казалось, никогда не уставал, напротив, получал новые силы от службы.
В последние годы Патриарх стал меньше ездить по епархиям, и поездки его стали не такими насыщенными — Святейшему просто нехватало сил на то, чтобы, как в 90-е, посещать множество храмов, постоянно встречаться с людьми, переезжая с места на место. Но даже тогда он поступался скорее деловыми визитами, но не богослужением. И это придавало каждому его приезду в епархию особое ощущение литургического праздника.
Таким стал и последний в его жизни визит — в Минск. О нем «Фома» уже писал в прошлом номере, но теперь это событие воспринимается как-то иначе — наверное, как более значимое, потому что оно пришлось на конец земной жизни Патриарха.
— Из тех визитов Патриарха, в которых я участвовал за последние несколько лет, этот был одним из самых светлых, — сказал тогда заместитель руководителя пресс-службы Московской Патриархии Михаил Моисеев. — Главный итог любой поездки Патриарха — его совместная молитва с верующими людьми, на фоне этого все остальное отходит на второй план.
Службы, в которых участовал Святейший, зачастую были самыми обычными, рядовыми, как говорится в церковном обиходе, — если, конечно, не брать в расчет их особой торжественности. О том, где он служит, можно было узнать заранее. К нему всегда можно было прийти, чтобы причаститься на Литургии, задать вопрос. Единственная трудность — было непросто пробиться из-за большого числа желающих. А охрана никогда не отделяла Святейшего от верующих. Во время церковной службы ее обычно и вовсе не было заметно, да и после… Верующие не раз встречали Патриарха, в одиночестве идущего по Троице-Сергиевой Лавре.
Его духовное служение — это первое, что нужно знать о Святейшем Патриархе Алексии, чтобы попытаться понять его жизнь. Христос был для него центром всей жизни, всего, что он делал.

Строитель

Все время своего Патриаршества Святейший Алексий посвятил созиданию. В 1990 году он принял Церковь, лежащую в руинах, и отстроил ее заново. Не раз уже звучали громкие цифры: выросло число храмов и монастырей. Но главным достижением Святейшего стали люди, которых он сохранил в Церкви, привлек в нее и помог воспитать.
Возрождая Церковь после десятилетий гонений, Святейший уделял особое внимание реальным делам, которые хоть и не всегда были заметны широким массам, но всегда приносили ощутимый результат. При нем у Церкви появились не только новые храмы, но и гимназии, больницы, богадельни и сестричества милосердия.
— Это не Патриарх принимал участие в нашей работе, а мы в его, — говорит протоиерей Аркадий Шатов, возглавляющий в Москве епархиальную Комиссию по церковной социальной деятельности. — Делами милосердия он занимался не «для галочки», потому что «Церковь должна ими заниматься», — это было простым проявлением любви и заботы о людях. Помню, как искренне он общался с детьми в нашей гимназии, как менялось при этом его лицо. Помню и то, как волновался он о людях, у которых случилось горе… Однажды Святейший узнал о трагической гибели одной из прихожанок нашего храма и позвонил мне вечером домой. Трубку сняла моя дочь и, услышав, что просят «протоиерея Аркадия», сказала, что его нет, и спросила, кто его спрашивает. «Патриарх», — ответил Святейший, а она так испугалась, что замолчала, а потом сказала: «До свидания», — и повесила трубку. Через пару часов он перезвонил и попросил: «Деточка, позови папу, пожалуйста».
Наряду с духовными училищами и семинариями появились даже университеты.
— Святейший Патриарх Алексий стал учредителем нашего института и все семнадцать лет пристально следил за его развитием и становлением, — говорит ректор Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета протоиерей Владимир Воробьев. — Когда мы только начинали свою работу, не все с ходу оценили идею нового православного учебного заведения. Религиозное образование ассоциировалось только с семинариями, где готовили кандидатов на рукоположение. А то, что светский вуз может давать углубленные богословские знания, готовить православных историков и филологов, знающих историю Церкви и древние языки, никто и представить себе не мог. В том числе не готовы были понять нас и государственные чиновники. И потому поддержка Святейшего, который ходатайствовал о наших делах перед президентом и правительством, регулярно приезжал к нам, служил в нашем храме, да и просто личным участием поддерживал наши инициативы, — неоценима.
Патриарх создавал образованную Церковь. Выпускники ПСТГУ, Духовных семинарий и академий создавали тот костяк, вокруг которого строилась жизнь приходов и церковных организаций.

Хранитель Церкви

— Вслед за распадом СССР раскололись все крупные структуры постсоветского пространства, в том числе практически все религиозные организации, — говорит советник председателя Совета Федерации и главный редактор портала «Религия и СМИ» Александр Щипков. — Раскалывались творческие союзы, политические партии, раскалывалась Академия наук. Во второй половине 90-х у нас почти не было армии… И только Церковь нашла в себе силы для того, чтобы не просто сохраниться, но и продолжать свое объединение, возрождаться, расти, объединять людей и примирять враждующих.
Сохранить единство оказалось труднейшей задачей. Через год после вступления Алексия на Патриарший Престол произошла духовная трагедия — церковный раскол на Украине, равного которому по масштабу не было очень давно (и хочется верить, что теперь уже не будет). Одновременно в Эстонии, на родной Патриарху земле, начался конфликт Русской Православной Церкви и эстонского государства, чреватый расколом этнического характера. В конфликт оказался вовлечен Константинопольский Патриархат; возникли опасения (для кого-то — ожидания) глубокого кризиса Вселенского Православия.
Кроме того, в самой России множество новых людей, хлынувших в Церковь, принесли с собой не столько новые свежие идеи, сколько типичные болезни неофитства и политическую страстность. Уже в начале 90-х Святейший отметил, что следует не спасать Церковь, а спасаться в ней. И эти удивительно верные слова во многом предопределили его отношение к внутрицерковным нестроениям — мудрое, отеческое, христианское… Суеверия, радикализм и фундаментализм грозили Церкви разделением даже не на две, а на множество мелких групп. Все «активисты» постоянно обращались к Патриарху с призывами вмешаться, а его внешнее бездействие воспринимали зачастую как попытку устраниться от проблем.
Святейший действительно не спешил ни принимать радикальных мер, ни сурово карать кого-либо, но не из-за нежелания действенно вмешиваться, а потому что он, будучи настоящим пастырем, умел смириться, умел со вниманием и пониманием выслушать оппонента и попытаться простить того, кто действительно виноват… И его искренность, терпение и выдержка сыграли свою роль: многие из людей, казалось, совершенно потерянных для Церкви, остались ей верны.
— Святейший умел терпеть… Иногда терпеть очень долго, — вспоминает заместитель председателя Отдела внешних церковных связей протоиерей Всеволод Чаплин. — При этом он умел и принимать волевые решения, но не был скор на расправу. Возьмите хотя бы дело бывшего епископа Диомида, который получил негативную оценку Собора, где прозвучало множество осуждающих голосов. Но перед этим Святейший до последнего момента надеялся избежать крайних мер, он искренне хотел диалога лицом к лицу, а не заочных оскорблений, и очень переживал произошедшее. Вообще он всегда и все очень близко принимал к сердцу, хотя и не показывал этого внешне. Помню, во время какого-то очередного общественного конфликта я говорил с ним вечером по телефону и предложил прислать ему по факсу высказывания различных деятелей. Святейший тогда сказал мне: «Можно… Только я же прочту это и спать не буду»…
Константинопольский Патриарх, которого охочие до скандалов люди записывали во враги Патриарха Алексия, возглавил его отпевание. Вместе с ним в Москву приехали представители других Поместных Церквей, лишний раз подтвердив этим единство Вселенского Православия. Украинский и эстонский расколы так и не смогли поколебать Православие, раскольники не добились признания, несмотря на поддержку внешних сил.
И в самой России серьезных разделений в Церкви тоже не случилось, в раскол ушли только небольшие обособленные группы. Более того, произошло совершенно невероятное: разделения не только остановились, но и обратились вспять. Патриарху Алексию удалось вновь соединить две ветви Русской Церкви, хотя еще недавно это и казалось совершенно невозможным.

Объединитель

Еще лет пять назад отношения между Зарубежной Церковью и Московской Патриархией представали как безнадежно затяжной кризис. Звучали взаимные обвинения, Зарубежная Церковь начала даже создавать свои приходы на территории России; постоянно шли имущественные конфликты, особенно ожесточенные в отношении русских монастырей на Святой Земле. Но Церковь Христова сделала то, что до сих пор не может сделать наше общество.
— Святейший Патриарх Алексий закончил в стране гражданскую войну, примирил «белых» и «красных», — уверен председатель Комитета Государственной Думы по делам общественных объединений и религиозных организаций Сергей Попов. — Он сумел поставить в ней точку, и это стало главным и важнейшим делом его жизни.
Несмотря на множество трудностей, Патриарху вместе с главой Зарубежной Церквимитрополитом Лавром удалось преодолеть взаимное недоверие, наладить диалог и повести его в христианском русле, когда каждый в первую очередь готов был простить другую сторону, а не затаить обиду. Здесь огромную роль вновь сыграло умение слушать своих оппонентов и уважать их, — простая, но жизненно необходимая христианская добродетель.
— У него было чуткое и внимательное отношение к людям, — вспоминает настоятель храма Новомучеников и Исповедников Российских Русской Зарубежной Церкви в Мюнхенепротоиерей Николай Артемов. — В каждом он видел именно личность. Ему было чуждо отношение к людям как к массе, а это очень важное качество для священнослужителя. В день воссоединения, когда мы встретились, он сказал: «Ну вот, отец Николай, свершилось». Удивительно! Вокруг было множество людей, а он как-то сразу меня узнал и обратился по имени. И так было не только со мной — многие говорили, что Патриарх Алексий их тоже помнил и сразу узнавал…
С помощью Святейшего была, как отмечали многие, не только преодолена гражданская война, но и прославлены новомученики и исповедники российские.

Миротворец

— Хорошо помню, как мы готовили переговоры осенью 1993 года, когда страна стояла на грани гражданской войны, — вспоминает отец Всеволод Чаплин. — У нас постоянно звонил телефон, и в трубку кричали: «В Смутное время Патриарх Гермоген призвал изгнать поляков из Кремля, и теперь Патриарх должен призвать повесить Ельцина!». Потом раздавался другой звонок, и начинали говорить практически так же: «Как святитель Гермоген гнал поляков, так и теперь Патриарх должен призвать уничтожить гнездо коммунофашистов в Белом доме!». Мы готовили переговоры, а давление шло не только от администрации Ельцина и от Верховного Совета — на нас давили все, кто мог…
Тогда, да и потом Святейший твердо стоял на своей позиции. Главную угрозу он видел не в приходе к власти каких-то конкретных политиков — он опасался самого страшного: окончательного распада страны и гражданской войны. Такой исход был вполне возможен, качнись Церковь в сторону какой-либо из партий. Но Церковь делала то, что была должна, — молилась о мире.
Только наивные или крайне предвзятые люди могут сегодня иронизировать над переговорами, которые тогда проходили в Свято-Даниловом монастыре. Как и над беспрецедентным молебном перед подлинной Владимирской иконой Божией Матери, которую специально принесли из Третьяковки в Елоховский собор, где ныне погребен Святейший. Однако серьезные политики, свидетели и участники тех событий, реагируют на это без тени иронии. Они свидетельствуют: если бы не Патриарх, то события разрослись бы до всероссийского масштаба. И за то, что теперь никто и представить себе не может, что в 93-м могло случиться то же, что и в 17-м, мы все должны опять же благодарить Святейшего. И помнить, что молитвенный труд его в эти дни был столь великим и напряженным, что стоил ему тяжелого сердечного заболевания.
…А еще раньше был ГКЧП. Страна застыла в ожидании, многие не могли решить, чью сторону следует принять. Но когда прозвучало слово Патриарха, призывавшее к мудрости и к миру, ситуация разрядилась вроде бы сама собой: стало ясно, что страна не поддерживает путь насильственных преобразований.
Впрочем, его роль миротворца не ограничилась этими эпизодами. Важную роль он сыграл и в недопущении межнациональных конфликтов на территории России и других стран бывшего Союза. Ему удалось наладить постоянный диалог с представителями других традиционных религий. Не раз он выступал защитником российского ислама от несправедливых нападок общества и чиновников и от угрозы усиления в стране радикальных исламских течений. Недаром и буддисты пришли поклониться его праху. Недаром присутствовали на похоронах католики. Недаром в протестантских общинах говорили похвальное слово усопшему.
— Сегодня мы как само собой разумеющиеся воспринимаем встречи представителей различных религиозных конфессий, их нормальный диалог друг с другом, но ведь именно Патриарх Алексий добился этого, — говорит Сергей Попов. — Это он наладил взаимодействие представителей разных конфессий, превратил его в постоянный диалог. Он был главным инициатором создания Межрелигиозного совета, принимал активное участие в создании закона «О свободе совести и о религиозных объединениях», который полностью доказал свою жизнеспособность за последние одиннадцать лет — у нас в стране действительно есть свобода вероисповедания.
Служения миротворца Патриарх не оставлял до последнего дня, его авторитет и уважение к нему приносят всем нам свои плоды. Достаточно взглянуть хотя бы на конфликт с Грузией. В условиях фактической войны и полного разрыва только Поместные Церкви двух стран сохранили нормальные отношения, помогали беженцам, доставляли гуманитарную помощь… В день похорон Святейшего приехавший в Москву Патриарх-Католикос Грузии Илия назвал Патриарха Алексия «подлинным другом грузинского народа», а потом встретился с Президентом России.
К Святейшему прислушивались главы государств и иностранные политики. У него был огромный авторитет и огромные возможности. Лишь Господь знает, насколько тяжек был ему этот груз (крест Патриарха — тяжкий крест), но очевидно, что он преодолел искушение властью.

Не-политик

Те, кто сегодня говорит о притязаниях Церкви на власть, уже не помнят, какой потенциал по сближению с государством она имела в 90-е годы. Сам Святейший был народным депутатом, политическую карьеру успешно делали и другие представители духовенства. Но Церковь самостоятельно отказалась от многих соблазнительных путей, посчитав для себя невозможным сращение с властью и даже вхождение во власть.
В частности, по инициативе Святейшего было принято решение о том, что священники не должны избираться в парламент и заниматься политикой.
— Это очень верная и взвешенная позиция, — считает Александр Щипков. — Церковь
и государство — два разных института. Один озабочен земной жизнью людей, другой — духовными проблемами человека. И хотя Церковь никогда не отрицала своей социальной роли, служения милосердия, но политика требует приложения всех твоих сил, и здесь нужно выбрать: остаешься ты священником или нет… Что же касается так называемого сращения Церкви и государства, то не стоит забывать, что их взаимодействие в России никогда не было простым, и уж совсем невозможно представить, чтобы взаимодействия этого не было вообще. И, кстати, зависимость от государства в советское время была гораздо больше, чем во время Патриаршества Алексия, а в Синодальный 200-летний период — несравнимо больше.
Святейший научился говорить «нет» государственным руководителям еще в другой стране, где был официальный атеизм и жесткий контроль за каждым движением Церкви. В 1985 году он, будучи управляющим делами Московской Патриархии, написал письмо Горбачеву, призывая изменить отношение к Церкви и прекратить притеснения верующих. Это ему дорого обошлось: митрополита Алексия фактически отправили в ссылку в Ленинград.
Патриарх не шел на открытый конфликт с властью, но всегда умел ей противостоять. И повторял, что в 90-е годы Русская Церковь стала свободной — от Синода ли, от Совета ли по делам религий, от иных ли государственных надзирателей…
…Впрочем, отказавшись от прямого участия в управлении государством, Патриарх вовсе не ушел в тень. Его сан не позволял Святейшему сделать этого, заставляя активно участвовать в общественно-политической жизни. Не следует забывать, что он был Патриархом не Русской Церкви (это само собой разумеется), а Патриархом всея Руси со всеми вытекающими отсюда последствиями, иногда невыносимо тягостными.
— Он мог бы спокойно сидеть в своей резиденции в Переделкине и ничего не делать, пожиная плоды своего авторитета и положения, — говорит отец Всеволод Чаплин. — Если бы он появлялся на публике пару раз в год, да еще пять-шесть раз служил где-нибудь — такой Патриарх устроил бы многих. Но Святейший был не такой человек. Он понимал, что у него есть служение, не позволяющее просто жить в свое удовольствие.

Ангел Церкви

События последних лет выстраиваются в символический ряд, явственный для того, кто верит в Божественный Промысл.
В мае 2007 года произошло объединение двух ветвей Русской Церкви, поставившее точку в истории разделений двадцатого века. Акт о каноническом общении подписали в Храме Христа Спасителя Патриарх Алексий и глава Зарубежной Церкви Митрополит Лавр.
Владыка Лавр скончался в начале 2008-го, и многие говорили тогда, что он ушел в иной мир, исполнив цель своей жизни. Но Святейшему Патриарху рано было оставлять Церковь, он спешил докончить еще два важных дела: провести летом важный Архиерейский Собор, а потом посетить Украину, где политики вновь попытались расколоть Церковь (и, может быть, если бы не Святейший, им бы это все-таки удалось).
В последние месяцы жизни у Патриарха были и деловые встречи, и руководящая работа, но большую часть времени он проводил в храме. В ноябрьском телеинтервью перед нами предстает человек, достигший мира душевного. Служившие с ним священники вспоминают, что он был как-то особенно светел и радостен, в нем
словно открылись новые силы. А последний день его жизни пришелся на его любимый праздник — Введение во храм Пресвятой Богородицы, ставший для самого Святейшего введением в Небесное Царство.
— Последний день был очень насыщенным, он совершил два богослужения, принимал мирян, общался с братией Донского монастыря, — говорит отец Всеволод Чаплин. — Я бы хотел для себя такой кончины. Не в старческой расслабленности, не в усталости от жизни, а в полноценном служении Богу.
В древней традиции предстоятелей Церквей называли Ангелами, то есть посланниками, связующими людей с Богом* , а потому и прощание с Патриархом было одновременно и печальным, и радостным. Все понимают: Господь забрал своего Ангела к Себе — и задаются вопросом: а что же дальше?
— Святейший был человек, — говорит Александр Щипков, — и нельзя обвинять его в том, что он чего-то не смог, а что-то не успел. Мы все чего-то не успеваем, смерть останавливает каждого, поэтому сам подход неверен. Куда важнее понять то, что все-таки было сделано. И может быть, еще раз задуматься о том, что Господь уготовал следующему Патриарху.
Завещание Святейшего Алексия — это то, о чем он так много говорил в своих выступлениях и чего так и не успел довести до конца. Он говорил о необходимости знать свою веру. О том, что храмы должны быть открыты круглые сутки и в них всегда должны быть готовы принять любого. Он говорил об ответственности священников и о том, что миряне не должны быть пассивными членами Церкви.
Не стоит бояться будущего. Господь пошлет нам другого Ангела, который будет нужен Его Церкви именно в это время и в этом месте. И все мы, россияне начала XXI века, должны поблагодарить Святейшего Патриарха Алексия за это знание. Благодаря его служению, его проповеди на вопрос: «А что же дальше?» мы можем отвечать со спокойной душой.
Несомненно, дальше будет Рождество.
И Пасха. И Господь не оставит нас.

*Об этом свидетельствует и Священное Писание: Ангелу Ефесской церкви напиши: так говорит Держащий семь звезд в деснице Своей, Ходящий посреди семи золотых светильников (Откр. 2:1). — Ред.

www.foma.ru/