18 июня 1993 года отошла ко Господу блаженная старица схимонахиня Макария. Подвижница, хотя и не причислена пока к лику святых, очень почитаема среди простого народа. В селе Темкино Смоленской области блаженная матушка Макария прожила полвека. Сторожилы хорошо помнят свою современницу и соседку.
Родилась блаженная схимонахиня Макария (в миру Артемьева Феодосия Михайловна) 11 июня 1926 года. В день празднования иконы Божией Матери «Споручница грешных». В полтора года у девочки заболели ноги, и она могла уже только ползать. В восемь лет девочка заснула летаргическим сном. Родители думали, что их дочь умерла. Но ребенок очнулся. И, как написано в житии, с того времени будущая матушка получила от Пресвятой Богородицы дар исцелять людей. Но не это было главным в ее жизни, подметил игумен Александр, специально приехавший в Темкино на богослужение.
В детстве будущая матушка оказалась брошенной родными. Она влачила жалкое существование, жила под открытым небом, питалась снегом, травой и остатками найденной пищи. Ребенка подобрала пожилая монахиня. С ней девочка прожила двадцать лет. После смерти монахини девушка вновь оказалась на улице. В инвалидный дом ее не взяли. Кое-как собрала деньги, купила стоявший в другом конце села недостроенный дом. В нем и прожила остаток жизни. Приняла монашество и схиму.
17 лет назад матушку похоронили на сельском кладбище. С тех пор на могилу схимонахини Макарии люди едут из разных концов России, ближнего и дальнего зарубежья. Впрочем, как рассказывают местные жители, и раньше у дома матушки всегда были людские очереди. Соседи забирали паломников к себе на ночлег. Схимонахиня принимала всех, никому не отказывала.
Сейчас недалеко от останков дома матушки построили народный музей. Самые ценные экспонаты в нем - фотографии и портреты, на которых изображена подвижница. Здесь же установлен большой поклонный крест в память явлений Пресвятой Богородицы схимонахине. Еще один ценный памятник села также связан со подвижницей. Это каменный знак у подножия креста. Он напоминает том, что к схимонахине не раз приезжал первый в мире летчик-космонавт Юрий Гагарин.
Еще одна достопримечательность Темкино – храм-часовня во имя Смоленской иконы Божией Матери. Место строительства в 1990 году указала матушка Макария. Сейчас здесь строится храм. Елена Петухова, жительница Смоленска, о подвижнице узнала только из книг.
Днем и ночью схимонахиня молилась за всю страну. Терпеливо переносила собственные несчастья. Опыт ее жизни – не пример для подражания – у каждого свой путь, рассказывает игумен Александр. Но вера подвижницы достойна восхищения – она помогала ей во всех тяготах. Ведь часто люди жалуются на мнимые проблемы.
Источник святого Илии Пророка в Темкино начали обустраивать и чистить еще при жизни матушки Макарии. Но после ее кончины все обветшало. Тогда решили построить над источником часовню и возвести купальню. Здесь в любое время можно набрать святой воды. И унести частичку благодати с собой.
Сельчане уверены – их древнее село возрождается молитвами схимонахини Макарии. Здесь собираются строить гостиницу для паломников и культурно-духовный комплекс. Приглашают для участия благотворителей и строителей.
Еще жители составляют памятный альбом о подвижнице и просят нести в народный музей все свидетельства, воспоминания и отзывы о матушке Макарии. Копии её фотографий и снимки старинных видов села Тёмкино.
Подвигом схимонахини Макарии была неустанная, ни днем, ни ночью не прекращавшаяся молитва. Для читателей сайта публикуем отрывок из книги "БОГОМ ДАННАЯ. Жизнеописание блаженной старицы схимонахини Макарии" (Геннадий Дурасов):
К схимонахине Макарии впервые приехал я в Прощеное воскресенье 1985 года. С той памятной для меня встречи на протяжении последующих лет я нахожусь под самым глубоким впечатлением от ее удивительной прозорливости и необычайной силы молитвы. У Господа и Божией Матери могла она, как я верил, вымолить всё, о чем бы ни просила. Тогда мне было трудно поверить, что я не только видел, но и говорил с человеком святым, прожившим удивительно тяжелую по выпавшим на ее долю испытаниям жизнь. Видел такую великую подвижницу, о которой мог лишь прежде прочитать в житиях святых.
В наше рациональное время жития древних святых многими воспринимаются как полулегендарные. А между тем живые рассказы о недавно почивших или ныне здравствующих праведниках, с одной стороны, являются знамением православной веры, а с другой — духовно укрепляют верующих людей. Они служат яркими примерами для подражания и напоминают всем нам, что дело спасения души хоть и многотрудное, но реальное и сегодня. Духовный подвиг схимонахини Макарии в этом смысле может стать ценным примером для подражания, поскольку она являет собой удивительно яркую личность на нашем духовном небосклоне…
Не раз пытался я расспросить о жизненном пути Матушки людей, которые много лет не только знали, но и пользовались ее гостеприимством, духовной и материальной поддержкой. Но никто из них, к. сожалению, так и не смог рассказать что-либо существенное о подвижнице. Думалось часто: нельзя допустить, чтобы этот великий пример подражания Христу остался в забвении; как сделать его достоянием гласности не только в России, но и за пределами нашего Отечества? А может быть, попытаться составить жизнеописание этой Божией избранницы нашего Отечества?
В молитвах я стал просить Царицу Небесную, чтобы Она благословила Матушку поведать о своей жизни, так как знал, что подвижница все делает только с благословения Владычицы. По-видимому, молитва эта была Ею услышана, и Матушка сама вдруг стала рассказывать отдельные эпизоды своей жизни, а я сначала по памяти, а вскоре и дословно принялся записывать все сказанное ею. По необъяснимой для меня причине мне посчастливилось в течение многих месяцев быть не только собеседником, но и духовно близким ей человеком, с кем она могла говорить о самом для нее сокровенном. Так за восемь лет накопилось много записей, из которых и составилось это жизнеописание.
Но прежде чем приступить к его изложению, я счел необходимым получить на это благословение у духовно близкого схимонахине Макарии человека — протоиерея Михаила. Духовно поддержал меня и благословил издать книгу о схимонахине Макарии и архимандрит Гермоген, глубоко почитавший старицу.
Настоящая работа не претендует на исчерпывающую полноту, а является попыткой исполнить христианский долг и поведать людям об их выдающейся современнице. Основной задачей этой книги было собрать воедино все самое ценное, что удалось услышать от Матушки, и донести до читателя не только ее живую речь, но и образ. Образ человека, жившего среди нас и подражавшего Тому, Кто “душу свою отдал для искупления многих” (Мк-10,45.)
Камень, егоже небрегоша зиждущии, ей бысть во главу угла.
Пс. 117,22
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
Схимонахиня Макария родилась 11 июня 1926 года, в день Отдания Пасхи, когда Церковь празднует икону Божией Матери “Споручница грешных” и вспоминает деву-мученицу Феодосию. Родители ее, пятидесятилетние Михаил Артемович и Феодосия Никифоровна Артемьевы, жили в деревне Карпове Вяземского уезда Смоленской губернии.
На второй день после рождения, в праздник Вознесения Господня, ее вместе с братом-близнецом решено было крестить. В самый день рождения девочки ее будущей крестной, монахине Евдокии, жившей в селе Булгакове, где раньше находилась же некая Скорбященская община, было видение, из которого следовало, что крестить новорожденную девочку нужно только в церкви великомученика Георгия, что в селе Кулиши. Идти же туда следовало пешком, неся младенца на руках.
Егорьевский храм, как его называли местные жители, был большим и красивым. Рядом с ним стояла часовня, а вблизи протекала никогда не замерзающая река.
Настоятелем храма служил тогда иеромонах Василий, человек глубоко духовный, имевший дар прозорливости и среди жителей окрестных деревень и сел славившийся исцелением душевных и телесных недугов. Он хорошо знал семью Артемьевых и не раз бывал в их доме.
“Когда нас принесли крестить, — рассказывала Матушка, — брат был очень слабый. Священник сказал: “Сначала окрестим мальчика, потом девочку”.
Отец Василий поторапливал пономаря: “Давай, давай скорее, мальчик умереть может”. И действительно, как только младенца Ивана окрестили, он умер. Затем отец Василий крестил девочку и нарек ей имя Феодосия, что значит “Богом данная”. Вынимая ребенка из купели и подавая ее крестной матери на пеленку, он сказал: “Девочка хорошая, жить будет, а ходить не будет”.
Семья Артемьевых была самой большой в округе: родители, четверо сыновей с женами и детишками, шесть дочерей, одна из которых была замужем, — всего двадцать человек. Жили они в ту пору все вместе в маленьком домике, который ни расширять, ни перестраивать не разрешалось. В доме было очень тесно: и посидеть негде, и прилечь негде. “Младенцы плачут, детишки побольше что-то лопочут. Маленькие большим спать не дают, те, кто побольше, плачут, как маленькие. Двадцать человек, а жили как двое, ничего лишнего, только молитва”, — вспоминала матушка Макария.
Глава большого семейства Михаил Артемович был тогда старшим рабочим на железной дороге. А в молодости, как только женился, работал в бараночной, пек баранки. Его отец Артем в 1890-е годы получил подряд на строительство церкви в соседнем селе Тёмкино. Михаил также в свободное от работы время трудился на этой стройке: подносил кирпичи, мял глину. Феодосия Никифоровна работала вместе с мужем на железной дороге. Кроме того, она занималась портняжным делом, шила одеяла, ткала холсты, и в дом к ней приходило с заказами много людей.
В былые времена в русских семьях маленькие дети спали в деревянной люльке, похожей на корытце, которое подвешивалось на веревках за четыре угла к концу гибкой палки — лучку. Эта люлька покрывалась сверху пологом. Когда маленькая Феодосия еще лежала в люльке, с полудня до трех часов дня на лучке загоралась свечка. Откуда она бралась — никто не видел и не знал, “Девки, девки, смотрите, опять свечка горит, — удивлялись невестки, — знать, девочка не простая”. “У тебя с этим ребенком что-нибудь будет, — говорили они Феодосии Никифоровне, — и у нас дети есть,что же у них лампадки не горят, дети ведь все одинаковые”.
Между тем, девочка быстро росла, не отставая от своих ровесников. “Я рано пошла, была бойкая, все кричала, как было не по мне. Речистая была, лопочу что-нибудь”, — вспоминая, рассказывала Матушка. Мать звали Феодосией и младшую дочку тоже Феодосией, и чтобы их различить, девочку стали любовно называть Феёнушкой.
Как-то раз пришла к матери за сшитым одеялом старуха-заказчица. Глядя на Феодосию, она удивленно произнесла: “Какая маленькая, а уже ходит”, — и затем погладила ее по спинке. Тут же у девочки подогнулись коленки, и она упала. “Что ты не встаешь, что не ходишь?” — спросила ее мать, подойдя к лежащей на полу Феодосии. “Как же я буду ходить, я ж коленочки не могу разогнуть”, — отвечала девочка. С того времени у нее заболели ноги: день она ходила, а на другой ее одолевал недуг, случались припадки, длившиеся до четырех часов кряду. Она падала на пол и не могла встать. Несчастные родители возили ребенка к докторам, но лечение результатов не давало, и больной ребенок становился обузой для большой семьи.
Все работы по дому в семье Артемьевых лежали на невестках: они следили за чистотой, готовили еду. Те, кто кухарил, всегда недосыпали. Вставать приходилось в половине четвертого ночи, чтобы успеть приготовить пищу и накормить всех: кого перед работой, кого перед учебой. Еду готовили трижды в день. Утром — два больших котла: один с супом, другой со щами. В завтрак, обед и ужин за стол садились по очереди: сначала ел отец, четверо сыновей и невестки, затем садилась мать и все дочери, и после всех кормили маленьких. В доме было сытно, на стол ставили одну на всех большую чашку с супом или щами, и из нее все черпали своими ложками.
Феодосии же места за столом не находилось, и вспоминали о ней в последнюю минуту. Больная и голодная девочка ползала под столом и рада была найденной корочке хлеба, оброненной кем-то. “Они меня не жалели и кормить не хотели, чтоб я умерла. До того меня сморили, что я еле ползала, не знаю, как жива осталась”, — вспоминала Матушка. Ей не было еще и двух лет, когда, голодная, она полезла в чугунок, чтобы найти поесть что-нибудь, но опрокинула его на себя, а там был кипяток. В другой раз хотела достать из чугунка картошку, сунула руки в горячую воду и обварила их.
Домашние не раз говорили девочке: “Хоть бы тебя Господь прибрал”. “Ну что ты сидишь в уголке?” — бывало спросит ее мать. “Мамочка, у меня теперь ножки не выпрямляются”, — отвечала ей девочка. До трех лет она хоть и плохо, но все же ходила, а когда чувствовала, чтоне могла стоять, тогда за стену держалась. А с трех лет, по словам Матушки, она не ходила “ни капли”.
И последующие обращения к докторам никаких результатов не давали. Последней надеждой оставались столичные медики. “Я просила врачей: “Вы мне полечите ножки, чтобы я пошла. Что же вы не лечите?” Они меня на руках носили и говорили с жалостью: “Феёнушка, какая ты хорошая девочка, только ножки у тебя не ходят”.
Испытав, казалось, все возможности вылечить Феодосию, родители повезли девочку к отцу Василию, который ее в свое время крестил и произнес о ней пророчество, что ходить она не будет. “Поздно приехали, — горестно сказал он. — Если бы привезли девочку ко мне сразу, тогда можно было бы ее вылечить”. Он говорил о духовном лечении, но в происшедшем усмотрел особый Божий промысел о Феодосии. К тому времени ноги у нее перестали разгибаться совсем, и она уже никогда больше в своей жизни не встала на них.
Когда семья Артемьевых укладывалась спать в своем тесном домишке, почти все постели стелили на полу, а место больной девочки было под кроватью. Там она теперь не только спала, но и проводила большую часть дня. “Я только под кроватью и сидела, — рассказывала Матушка, — мне никуда выйти не давали. То ребятишки обидят меня, то большие, мать иногда наподдаст: “Уползай с дороги”. А мне обидно, ведь не просидишь под кроватью все время”.
Когда приходил с работы отец, он вытаскивал дочку из-под кровати и выносил ее в сад, где росли клубника, яблоки и сливы, и угощал фруктами. “Я часто плакала горькими слезами, просила у него конфеточек, — вспоминала Матушка. — Отец скажет: “У меня денежек нет”.
А девки получают?! А девки ребятишкам то пеленочки купят, то еще что.
— Ну, папочка, родненький, — соглашалась девочка, — я утру слезки, не буду плакать. А ты детишек возьми из люльки, меня положи туда немножко полежать, я же больная.
Побыть в люльке было большим утешением для девочки, которая в своей еще короткой, но безрадостной жизни видела так мало ласки и теплоты.
Михаил Артемович хорошо играл на гармошке, и нередко по воскресным и праздничным дням его просили поиграть на гуляниях в Дубровках. Жена, Феодосия Никифоровна, кроме церкви нигде не бывала, в свободное от работы время она хлопотала по дому, занималась с детьми и внуками.
Случалось, отец Феодосии говаривал домочадцам:“Нынче я не пойду на вечерок в гармонь играть”. И обращался к дочерям и невесткам: “Девки, сегодня и вы сидите дома, я буду Библию читать”. Послушать Священное Писание приходили и соседи. Михаил Артемович сажал Феодосию к себе на колени и начинал вслух читать Библию. “Хоть и маленькая была, — с улыбкой вспоминала Матушка, — а читает отец Евангелие, я ушки навострю да слушаю”.
Глубоко западали в чистое детское сердце богодухновенные слова Святой Книги.Не понимая многого из читаемого отцом, маленькая Феодосия уразумела, что Бог всегда помогает людям, и поэтому молила его о помощи. “Боже, Боже, сшей мне сапожки”, — обращалась она ко Всевышнему с наивной детской просьбой, так как не было у нее обувки и ножки мерзли. Сидя под кроватью, девочка,которой не исполнилось еще и двух годиков, умиленно пела: “Заступница усем, усем”, то есть “всем, всем”. Мать, бывало, подойдет к ней и скажет: “Ну что ты, косматочка моя, надо петь: “Заступница усердная”. “Мамочка, я молюсь еще: “Господи, Господи, будь со мною”, — отвечала Феодосия. В неполные три года она знала молитвы “Отче наш” и “Богородице Дево, радуйся..”.
Вскоре семья Артемьевых перебралась в другой, большой, но холодный дом, который прозвали “казармой”.
В этом доме были комнаты на четыре семьи и столовая для рабочих. Неподалеку от “казармы” находился карьер, где проходили “трудовое воспитание” разогнанные из монастырей монахини. Артемьевы подкармливали их, а те в свою очередь помогали им по хозяйству.
Одну из инокинь Михаил Артемович попросил ухаживать за больной дочерью. “Монашка, бывало, начнет читать молитвы, 17-ю кафизму Псалтири, Евангелие и меня на коленочки поставит”, — вспоминала Матушка.
Когда Феодосии было два года и три месяца, произошло событие, оставившее заметный след в ее жизни. Девочка сидела на полу, на подостланном одеяле, а мать — на лавке. Неожиданно в комнату заглянул неизвестный человек пятидесяти-пятидесяти пяти лет. Только отворил дверь и тут же спросил маленькую Феодосию: “Есть ли у вас в доме иконы?” — “А как же, — удивленно отвечает она, — и здесь, и в другой комнате. Вот икона Святой Троицы, вот Спасителя, вот святой мученицы Варвары. И лампадочка у нас красивая”.
Пришедший был в каком-то халате с фартуком, голова не покрыта, с бородой.
— Я печник, — сказал он девочке.
— Нет, ты не печник, — возразила она, — а батюшка. Ты меня спаси, у меня ножки не ходят!
— Терпи, так угодно Господу, — разъяснил пришедший. Потом он подошел к Феодосии, накрыл ее епитрахилью, прочел молитву и стал что-то говорить ей на ушко. Тут подошла мать, взяла девочку на руки и понесла ее на кухню.
“Печник” пошел за ними. Он сел у печи на лавку и стал говорить матери, чтобы девочку больше по врачам не возили и не отдавали ее в приют, как советовали некоторые знакомые. Когда “печник” сидел на лавке, полы его верхней одежды разошлись, и из-под нее Феодосия увидела светящееся одеяние, от которого разливался неземной аромат. Уходя, он сказал: “Выучи молитву преподобному Тихону Калужскому”. (Основанная им Тихонова пустынь от их деревни была километрах в ста.)
Когда вернулся отец, Феодосия Никифоровна поведала ему, как у них был “печник” и что он говорил. “Я недалеко от дома был, и никто мимо меня не проходил”, — сказал он в ответ. Так впервые явился Феодосии преподобный Тихон Калужский, Медынский, ставший ее небесным покровителем. Имя этого святого она примет впоследствии, будучи послушницей и монахиней.
“Я с малолетства никакого утешения не видела. Сестры нарядятся в кофточки, а я — в грязи. Мне против сестер было обидно. Все вышитые, приглаженные, одна я замарашка. Я заморыш была: тоненькая, лохматая, грязная, меня в речке не отмоешь, — неоднократно с горечью вспоминала Матушка о своем безрадостном детстве. — Стала подрастать немножко и больная была, да и ребятишки меня дюже обижали. Я боялась всех”.
Видя это, отец как-то и говорит: “Давай-ка ее отгородим”. Он принес домой доски, а Феодосия решила, что он хочет сделать для нее гробик: “Собьет, в овраг отнесет и похоронит”. “Я испугалась, лежу как деревянная, — вспоминала Матушка, — а он спрашивает: “Кто тебя напугал?” — “Ты напугал”. И рассказала ему о том, что подумалось ей.
Так была устроена первая келейка для будущей подвижницы. Уже тогда она не знала никакого веселья, никогда не играла ни с девочками, ни с мальчиками.
Один раз, когда деревенские девушки собирались водить хоровод, мать зовет ее:
— Ну, лохматая, пойдем, посмотрим.
— У меня же ножки не ходят, — отвечала ей девочка.
— Я тебя на руки возьму.
Мать села на лавку, посадила Феодосию на колени. Девушки завели хоровод, запели песню “Зелен туман при долине”. Услышав пение, девочка соскользнула с колен матери и быстро-быстро уползла в дом, залезла под кровать и занавесилась подзором.
Из всех невесток жалела Феодосию жена среднего брата, бездетная София. Это имя девочка выговорить тогда не могла и называла ее просто “Софкой” или “нянькой Софкой”.
Однажды, когда девочке было три года, София принесла ее в церковь. После окончания литургии обнаружилось, что Феодосия исчезла. София обыскала все уголки храма, но девочку не нашла. И ей ничего не оставалось, как обратиться к священнику: “Как хочешь, батюшка, а ищи нашу девочку в алтаре”. “Там он меня и нашел спящей под престолом, по торчащей ножке нашел. Там завешено, я туда забралась и заснула, спать очень хотелось, — рассказывала матушка Макария. — Господь мне дорогу не преградил, а им глаза ослепил”. Как известно, по церковным правилам к престолу, на котором невидимо присутствует Господь, могут прикасаться лишь священнослужители. Да и в сам алтарь ни вносить, ни вводить девочек и женщин не полагается.
Когда Феодосии не исполнилось еще полных четырех лет, она решила помыть в речке ножки и заползла на самый край деревянных мостков, с которых обычно полощут белье. Доски были подгнившие, подломились, и она упала в воду. На берегу собрались люди: кто молится, кто причитает и убивается. Прибежала и мать Феодосии. Скорее от испуга, что ее могут привлечь к ответу, стала голосить. В деревне-то знали, что к девочке дома относятся плохо.
Двоюродная сестра Феодосии по материнской линии полезла в воду и вытащила утопленницу за волосы. Безжизненное тельце несчастной девочки положили здесь же, на принесенную кем-то простыню, и принялись откачивать. Наконец она подала первые признаки жизни. Прибежавший на крик сосед Артемьевых Антон Степанович завернул ребенка в простыню и, прижав ее к себе, понес в свой дом, говоря матери: “У вас нет за ней никакого ухода, а она должна жить долго”.
Антон Семенович был поваром в кремлевском Чудовом монастыре. Но когда монастырь закрыли, монахов и служащих разогнали, он приехал в родную деревню, где и жил через дом от Артемьевых с женой и двумя сыновьями.
В амбаре (а был он в крестьянском хозяйстве одним из самых чистых мест, где в закромах хранилось зерно) у Антона Семеновича висело много хороших икон и нарядных лампад, стояло большое, от пола до потолка, Распятие. А на табурете лежала огромная, весом в полтора пуда, старинная Библия в кожаном переплете с медными застежками, которую он привез из Чудова монастыря. “Дядя Антон”, или “Антоний Великий”, как называла его Феодосия по имени святого, которое он носил, по ночам молился в своем амбаре. Иногда говорил он и ей: “Ну, невеста Христова, что запечалилась, становись со мной на молитву”. “Я, маленькая, на коленочках стою, устану, вся замерзну”, — рассказывала Матушка. Часто приходил к Антону местный священник, служил в амбаре тайно и причащал Феодосию.
В доме у Антона Семеновича девочке жилось спокойно и сытно. Ей купили платьице, полусапожки. Хозяйка дома Аксинья ухаживала за Феодосией и нередко клала ее отдохнуть на свою кровать. Когда все уходили из дома, девочку запирали в амбаре, где она молилась, а по возвращении забирали ее в дом.
Уже в раннем детстве у Феодосии появились первые признаки прозорливости. Однажды Антон Семенович сел на лавку, забылся сном и не проснулся. Думали, что он умер, а девочка сказала хозяйке: “Тетя Аксюта, вы его не трогайте, а положите на кровать, он проспит три дня и сам проснется”. Так и случилось: через три дня “Дядя Антон” проснулся и после этого словно получил откровение,стал еще более усердным ко всему духовному. Своим домочадцам он говорил, что “время наступило нехорошее (началась “безбожная пятилетка”, во время которой планировалось покончить с религией), что надо больше молчать и очень много молиться. А Михаилу Артемовичу прямо сказал: “Из твоей дочери можно сделать божественного человека”.
Хоть и жилось Феодосии у соседей хорошо, она все же скучала по матери, поэтому ее носили домой. Так она и проживет несколько лет в двух домах до техпор, пока к соседке не приедут из Москвы на постоянное жительство ее сестры. Спокойная жизнь в этом доме с той поры нарушится, и Феодосия вынуждена будет покинуть гостеприимный дом соседей.
Чаще всего большая семья Артемьевых ездила причащаться в церковь села Кикино, которая была к ним значительно ближе. Брали с собой и Феодосию. “На коленочках всю службу простою, — вспоминала Матушка, — а отец Иван подойдет и скажет: “На тебя радостно смотреть, как ты хорошо молишься”. Мать часто говорила больной девочке: “Вот ты бедовая, у тебя Матерь Божия ножки и отняла”. А в кикинской церкви была большая икона Богоматери “Всех скорбящих Радость”.
Однажды София принесла девочку в храм и посадила ее на скамейку. Феодосия сползла на пол, добралась до этой иконы, ухватилась за ее края руками и так горько плакала, что у всех бывших в храме людей на глазах невольно навернулись слезы. Из алтаря вышел настоятель, взял девочку на руки и стал утешать ее, говоря, что Царица Небесная ни у кого ножек не отнимает. “Они у тебя просто больные, и ты так больше не говори, а то Она может обидеться”. После совершения литургии священник, придя к Артемьевым, вразумлял отца и мать, чтобы никто и никогда из семьи не говорил девочке о ее болезни. А она просила еще, чтобы он убедил родителей не звать ее больше Феёнушкой. После этого все домашние называли ее только полным именем.
София часто носила девочку в церковь: сама приоденется, Феодосию непригляднее оденет и несет ее в храм. “Я церковь очень любила, и как увижу батюшку, хочет он того или нет, уцеплюсь ему за шею и крепко-раскрепко поцелую. Батюшка Иван меня чуть ли не с крестом встречал, просфор во все карманы напихает. Возьмет меня на руки и понесет в алтарь. Люди говорят:
“Что это такая за девочка, что ее в алтарь носят?” Он очень любил со мной поговорить. А то домой затащит, на широкую лавку посадит, чтобы мне удобнее было. Я боялась: он как огнем пылал — такой свет от лица был. Я бы поела у него за столом, но боялась до смерти. Я даже на него лишний раз боялась поглядеть”. Судя по всему, отец Иоанн догадывался об особых небесных дарах Феодосии и ее избранничестве. Сам же он умер в день Светлого Христова Воскресения в своем храме, в полном священническом облачении.
“Я незнамо как молилась Матери Божией и просила: “Исцели меня от болезни, прости меня, если я грешная”. Плакала, просила Царицу Небесную, а Она явилась во сне и говорит: “Что ты плачешь, что ты убиваешься? Ну что теперь делать, раз ножки не ходят?” — рассказывала Матушка. — Я молитву к Ангелу-хранителю никак не могла запомнить и очень плакала. “Ладно, буду тебя учить”, — сказала Матерь Божия. Я так запоминала: увижу Ее во сне, Она скажет: “Давай почитаем. Я буду читать, а ты запоминай”. Она два раза прочтет, и я запомню. Она в память мне все уложила, и я стала читать, как по лесенке. “Теперь ты никогда не забудешь”, — сказала Царица Небесная девочке, которой было в ту пору пять лет.
Тогда же врачи хотели сделать ей операцию и “нарастить жилы” на ногах, чтобы они могли разгибаться. В больнице Феодосию подготовили к операции, сделали наркоз, хирург взял в руки скальпель, но через мгновение в ужасе отпрянул со словами: “О, Господи, прости”. Пришедшего в себя доктора стали расспрашивать, что случилось, почему он не делает операцию. “Небесная стража стоит и не отступает”. Ему грозно было сказано, что это дитя нельзя трогать! В больнице пролежала Феодосия с Рождественского поста и до лета, а потом ее выписали.
Ей было около семи лет, когда ее ноги до самых колен покрылись язвами. Девочка взывала к Матери Божией и Симеону Богоприимцу о помощи. “И вот под Воздвижение лежу, прошу Матерь Божию: “Пришли какого-нибудь угодничка, чтобы хоть половину ран снял”. Была светлая лунная ночь, двенадцать часов пробило. Смотрю, кто-то в светлых одеждах отодвинул стекло в окне и крикнул мне: “Матушка Феодосия, скажи матери, чтобы она сходила на огород, сломала капустные листики и положила тебе на ножки”. А у нас такая большая капуста была, — говорила она, — что листом ножку можно два раза обернуть. Сделали, как было сказано, я три дня спала, и ножки зажили. Вот какую маленькую, а уже Матушкой называли”, — добавила она.
“Когда пришло время идти в школу, как же я плакала, до боли в сердце, — вспоминала матушка Макария. — Все мои ровесники в школе, а я больная. Я, как увижу учительницу, кланяюсь ей в ноги: “Миленькая, возьми меня учиться”. А потом обратилась к Матери Божией: “Владычица, зачем Ты меня оставила, я же буду неграмотная. Матерь Божия, научи меня всему небесному, Ты же не хочешь, чтобы я осталась темной”.
II
В восемь лет в жизни Феодосии произошло событие, изменившее всю ее дальнейшую судьбу. Однажды она заснула как обычно, а на следующее утро, когда ее стали будить, не добудились. Решили, что наконец-то Господь услышал их просьбы и призвал ее к Себе. Отец отвез девочку в больницу, где ее осмотрели и сказали: “Если она через четырнадцать дней не проснется, тогда действительно не уснула, а умерла”. Так особым смотрением Божиим Феодосию сразу не похоронили и не сделали вскрытие, а положили в мертвецкую.
Девочка не умерла, а погрузилась в летаргический сон. В те дни, когда ее тело, холодное и бездыханное, лежало рядом с покойниками, душа пребывала в загробном мире. Ангел-хранитель показывал ей райские обители.
“В раю всегда тепло, всегда солнце, — рассказывала Матушка о том, что увидела таким чудесным образом почти шестьдесят лет тому назад, и воспоминания ее о Горнем мире были удивительно свежи и ярки. — Там и солнце не такое, как здесь, оно большое-большое. И цветы цветут всякие, есть и небесные, есть и такие, как на земле. Трава там зеленая, красивая и все дорожки ровные и чистые. Сады очень хорошие, и яблоки сладкие. Они очень-очень красные и словно медом налитые. Птички на деревьях и маленькие, и большие, подумаешь, что люди поют, а это птицы”.
Когда Ангел собирался ей показать в райских селениях что-то новое, то сажал ее себе на спину и пояснял, куда они полетят. Показал он Феодосии чертог, где пребывает Сам Христос и где самый сильный свет в раю. Вокруг чертога — высокая ограда; когда же открывались ее врата, то словно звонили колокола. Со Христом за этой оградой находятся лишь самые близкие к Нему: Богоматерь, Иоанн Предтеча, святитель Николай…
Ангел-хранитель показал Феодосии и огромный, весь словно золотой и прозрачный храм. “Там чертог такой большой поставлен, что нельзя определить, сколько в нем места, — рассказывала она, — чтобы все праведники зашли в этот чертог на службу. А в алтаре того храма престол,на нем Евангелие и Крест. От престола вода так и течет, такая серебристая вода. По нашему земному времени, с одиннадцати ночи собираются в чертог все священники со Христом во главе и на небе совершается великое таинство. Священники там служат в таких же облачениях, как и на земле. Ангелов в той церкви много и все служащие — с кадилами. А поют так красиво и громко, что и передать нельзя”. Девочка спрашивала:
— А почему здесь в церкви нет икон?
— А зачем нам иконы, — слышала она в ответ, — ведь мы все здесь живые.
— А когда мы пойдем на службу в церковь? — обращалась она к Ангелу-хранителю.
— Тебе еще рано. Вот будешь здесь второй раз, тогда и пойдем.
Вокруг себя видела она множество Ангелов в белых, розовых, желтых одеждах. Когда они подлетали, то складывали свои крылья, прятали их под одеждой и ничем уже не отличались от людей. “А Архангел Михаил главнее всех. Он работу имеет грозную, а видом не грозный и ходит большей частью в красном одеянии, — продолжала свой рассказ матушка Макария. — Он такой красивый-красивый, глядела бы на него и не нагляделась. Они всегда втроем: Архангелы Михаил, Гавриил и Рафаил. Ростом Архангелы не особо большие. Одежды у них длинные, будто шелковые, ветром колышутся. Все они кучерявые незнамо какие, на голове ленточка, сзади завязана, а кончики свисают. Гуляют они на главном дворе”. Поведала она и о тех, кто удостоился за свою праведную жизнь пребывать в раю. “Там все молодые, радостные, красивые, стариков нет. Матерь Божия один раз скажет, кому и какие одежды шить. И на одеждах у них надписи большими буквами: слева — небесный чин, а справа — имя.Мы здесь нетерпеливые, а там, на небе, только радости текут. Ту красоту не сравнишь с нашей жизнью. В Небесном Царстве есть обители, как у нас монастыри, подряд стоят и настроено их столько, что не счесть никогда. И звон там никогда не прекращается.
Живут в маленьких домиках со словно стеклянными окнами, но без рам. Народу незнамо сколько, сколько построек, как пройдешь — удивишься. А как там светло, как красиво!
Самая красивая среди всех — Матерь Божия. Она то в голубых, то в розовых, то в темно-красных одеждах. Приходила Она, и с Ней были Иоанн Креститель, Илья Пророк, Николай Чудотворец и святая Екатерина. А несколько раз около Нее был Тихон Калужский. Он знал тогда, — поясняла Матушка, — что я буду Тихоной зваться и меня приноравливал. Но в Царстве Небесном Матерь Божия находилась меньше, а всего более пребывала Она на земле, где помогала тем, кто Ее молил о помощи.
Душу умершего человека берут три Ангела: один исповедует, другой причащает, третий несет на небо. Все, кто поступают туда с земли, под надзором, и Ангелы-хранители их охраняют. За новопреставленными они следят до сорокового дня, чтобы никуда не забрел. И вот подходит сороковой день, когда определяется, куда пойдет душа. Интересно смотреть, — рассказывала с улыбкой Матушка, — как суд идет, как и другие Ангелы собираются вокруг того, у которого душа, над которой вершится суд, как Ангелы сообща заступаются за ту душу…”
Видела Феодосия и некоторые мытарства. “Те, кто не будет спасен, идут туда, где “черные” обитают”, — поясняла она. “Я боюсь”, — говорила девочка Ангелу-хранителю. Но тот ее успокаивал: “Тебе нечего боятся, я всегда с тобой”.Запомнила она одно из мест мучения грешников. Оно — словно длинный и мрачный коридор без конца и края, где в комнатах-нишах томились и рыдали несчастные. Видела и “смертное поле” с мучимыми грешниками, и “мороженое северное поле” — долину, которую глазом не окинешь, и рассказывала, как сидят там на льду молочницы, подливавшие воду в молоко.
